Экономика новых технологий. Как её понять и использовать?

Мы создаем интеллект, который является внешним для людей и размещен в виртуальной экономике. Это приводит нас к новой экономической эпохе - распределительной, где действуют совсем иные правила.

Год назад в аэропорту Осло я зарегистрировался на рейс SAS. Один киоск авиакомпании выдал мне посадочный талон, другой пробил багажную бирку, затем компьютерный экран показал мне, как её прикрепить, а другой, где я должен установить багаж на конвейере. Я не встретил ни одного человека. Да, случай маловажный, но мне было странно, что я был вне человеческой заботы и общения, и что что-то в нашем мире изменилось.

Эти сдвиги, конечно, продолжаются уже продолжительное время. Они вызваны последовательностью технологий - Интернет, облачные сервисы, большие данные, робототехника, машинное обучение, а теперь и искусственный интеллект, вместе достаточно мощных, чтобы экономисты согласились, что мы находимся в разгаре цифровой экономической революции. Однако есть мало понимания того, как именно новые технологии меняют экономику, и сколь глубоки изменения. Известный американский экономист Роберт Джеймс «Боб» Гордон из Северо-западного университета Стэнли Г. Харрис говорит, что компьютерная революция «достигла своего апогея в эпоху dot-com 1990-х годов». Будущий прогресс в технологиях, по его словам, будет более медленным.

Итак, каким образом именно новые технологии меняют экономику? Замедляется ли цифровая революция или только набирает темп? И если верно последенее, то как это изменит характер экономики?

Я несколько лет назад утверждал, что цифровые технологии создали вторую экономику, виртуальную и автономную. И это, безусловно, так. Но теперь я считаю, что главная особенность этой автономной экономики заключается не только в том, что она углубляет реальный сектор, а в том, что она постоянно обеспечивает бизнес внешним интеллектом, который не находится внутри людей компаний, работников, менеджеров, а снаружи - в алгоритмах и машинах виртуальной экономики. Бизнес-, инжиниринговые и финансовые процессы теперь могут опираться на огромные «библиотеки» интеллектуальных функций в облачных сервисах, и это значительно повышает их активность - и поэтапно делает необходимость в деятельности человека не нужной и устаревшей.

Я утверждаю, что это вовлекает экономику в новую и совершенно непохожую на прежние эпоху. Экономика развитых стран достигла того уровня, когда она в принципе производит достаточно благ для всех, но при этом средства доступа к этим услугам и продуктам, работам, неуклонно ужесточаются. Таков новый период, в который мы вступаем. Новая экономика - это не столько производство, сколько распределение того, что производится, то как люди получают долю в создаваемых благах. Буквально всё - от торговой политики до правительственных законов и правил коммерции в будущем будет оцениваться по распределению. Политика изменится, свободный рынок изменятся, социальные структуры изменятся.

Мы все еще находимся в начале этих сдвигов, но они будут глубокими и длительными.

Третий морфинг

Как же мы дошли до того, где находимся сейчас? Примерно каждые 20 лет цифровая революция меняла и приносила нам что-то качественно другое. Каждая этап изменений приводил к появлению набора новых конкретных технологий, и каждая из них вызывала характерные преобразования в экономике.

Первый морфинг

Первый морфинг в 1970-х и 80-х годах принес нам интегральные схемы - крошечные процессоры и память на микрочипах, которые уменьшили размеры техники и значительно ускорили вычисления. Инженеры тогда полуличи возможность использовать программы компьютерного проектирования, менеджеры - отслеживать запасы в реальном времени, а геологи - различать страты и вычислять месторождения нефти. Экономика впервые показала серьезную вычислительную помощь. Наступила эра современных быстрых персональных компьютеров.

Второй морфинг

Второй морфинг в 1990-х и 2000-х годах привел нас к объединению цифровых процессов. Компьютеры соединили в локальные и глобальные сети посредством телефонной, волоконно-оптической или спутниковой передачи. Интернет стал коммерческим, появились провайдеры, веб-службы, а облачные сервисы предоставили всем общие вычислительные ресурсы. Все внезапно стали вовлечены в общение со всем остальным миром.

Именно здесь возникла виртуальная экономика взаимосвязанных машин, программного обеспечения и процессов, где любая реальная деятельность теперь может выполняться в цифровом виде (проектирование, торговля, образование, банковское обслуживание, государственные услуги и так далее). Вековая значимость географического положения была упразднена. Архитектурная фирма в Сиэтле, например, могла бы в интерактивном режиме вести проектирование нового высотного здания в Будапеште, привлекая для строительства менее дорогостоящих местных рабочих. Розничные продавцы в Соединенных Штатах могут контролировать производителей в Китае и отслеживать поставщиков в режиме реального времени. Вырос оффшоринг, производство стало сконцентрироваться там, где оно было самым дешёвым - Мексика, Ирландия, Китай, а ранее процветающие местные экономики стали чахнуть. Пришла современная глобализация, и это было невозможно без цифровой революции.

Третий морфинг

Третий морфинг, в котором мы сейчас находимся, начался примерно в 2010-м, и это принесло нам то, что сначала выглядело как бы незначительным: дешевые и вездесущие датчики. У нас есть радиолокационные датчики и 3D-сканеры, гироскопические датчики, магнитные датчики, датчики крови, датчики давления, температуры, расхода и влажности. Десятки и сотни датчиков, объединенных в беспроводные сети, сообщают нам о наличии определенных объектов или химических веществ, текущего состояния или положения системы, или изменения ее внешних условий.

Эти датчики принесли нам данные, океаны данных. И все эти данные побудили нас разбираться в них. Сбор изображений людей помог развить технологию распознавания их лиц. Сканеры дорог и пешеходов помогли использовать их для автоматического вождения автомобилей.

В результате, за последние десять и более лет, получили развитие новые интеллектуальные методы и алгоритмы, распознавание вещей и выполнение чего-либо с результатом распознавания. Таким образом, мы получили компьютерное зрение, способность машин распознавать объекты; мы получили распознавание речи, способность разговаривать с компьютером так же, как и с другим человеком. Мы получили цифровой перевод с иностранных языков, распознавание лиц, распознавание голоса. Искусственный интеллект постепенно вошел в нашу жизнь и стал нашим цифровым помощником.

Примечательно то, что все эти интеллектуальные алгоритмы не были разработаны на базе законов символической логики, с правилами и грамматикой и правильными исключениями. Вместо этого они были "механически" собраны, используя огромные массы данных для формирования ассоциаций на основе алгоритмов машинного обучения. Например, этот сложный набор пикселя означает «кошка», а этот набор пикселей означает лицо «лицо» - лицо Дженнифер Энистон. Этот набор - леопард, этот - «Юлий Цезарь», а тот - «Эндрю Джексон». Эта тихая последовательность движущихся губ означает конкретные произнесенные слова. Так что современные интеллектуальные алгоритмы не являются результатами гениальных открытиями и кропотливых научных изысканий, они всего лишь ассоциации, создаваемые умными статистическими методами с использованием больших масс данных.

Разумеется, умные статистические методы потребовали огромного количества инженерных решений и несколько лет тестирования и апробации. Они всегда специфичны. Так один алгоритм может распознавать речь, но не может распознавать лица. Также они работали и в бизнесе: этот профиль клиента означает «выдать ипотечный кредит в 1,2 миллиона долларов»; а другой профиль - «отказать».

И это было вторым сюрпризом. Внезапно оказалось, что компьютеры способны на то, что мы предполагали, свойственно только людям, - на ассоциацию.

Приход внешнего интеллекта

Легко представить ассоциативный интеллект просто как еще одно умение цифровых технологий, как и считают некоторые экономисты. Но я полагаю, что это нечто большее. «Интеллект» в этом контексте не означает сознательное мышление, дедуктивное рассуждение или «понимание». Он означает способность создавать соответствующие ассоциации непосредственно во время событий или действий, чтобы ощутить контекст происходящего и действовать в нём соответствующим образом. Это соответствует поведению живых биологических существ, где интеллект - это распознавание, восприятие и использование его результатов для необходимых и адекватных действий. Медузы используют сеть химических датчиков для обнаружения съедобного материала, дрейфующего рядом с ними, и эти датчики запускают сеть моторных нейронов для захвата пищи.

Таким же образом интеллектуальные алгоритмы помогают самолету-истребителю избежать столкновения в воздухе, когда они воспринимают ситуацию, вычисляют возможные решения, выбирают одно и принимают соответствующие меры.

В центре такого интеллекта не должно быть диспетчера; результирующее рабочее действие должно возникнуть как свойство всей системы. Со временем для управления растущим транспортным трафиком появятся автономные автомобили, движущиеся по алгоритмически вычисленным полосам и траекториям, в "разговоре" друг с другом, с особыми дорожными маркерами и сигнальными огнями. Это, в свою очередь, будет увязываться с состоянием и запросами других частей всей системы автотрафика. Интеллект здесь проявляется как соответствующие коллективные действия, которые исходят из непрерывного информационного обмена всех частей и участников транспортного движения. Этот вид интеллекта является самоорганизующимся, диалоговым, постоянно настраиваемым и динамичным. Он также в значительной степени автономен. Эти диалоги машин и частей системы, а также их результаты будут идти почти без участия человека и вне его осознания происходящего.

Интересна здесь не форма, которую принимает интеллект, а то, что интеллект больше не размещается внутри мозга людей, как трудового персонала, а перешел в виртуальную экономику, в общение между интеллектуальными алгоритмами. Он стал внешним. Физическая экономика делает или принимает запросы; виртуальная экономика проверяет, пересчитывает и вычисляет "снаружи", а затем возвращает результат в физическую экономику, которая затем переводит этот результат в физические действия. Виртуальная экономика - это не просто Интернет Вещей, она является источником интеллектуальных действий, внешних по отношению у людскому персоналу.

Этот переход от внутреннего к внешнему интеллекту важен. Когда революция книгопечатания пришла в Европу в XV-XVI столетиях, она получила доступ к информации, содержащейся в монастырских рукописях, и сделала ее вседоступной. Информация внезапно стала внешней: она перестала быть собственностью церкви и теперь могла быть доступна многим, обдумана, классифицирована, адресована различным читателям, по отдельности или всем вместе. Результатом был взрыв новых знаний, пришедших их исторических текстов, теологических идей и астрономических теорий. Ученые согласны, что это значительно ускорило Возрождение, Реформацию и приход науки. Книгопечатание, утверждает комментатор Дуглас Робертсон, создала наш современный мир.

Теперь у нас есть второй рывок от внутреннего к внешнему, интеллектуальному. И потому что интеллект - это не просто информация, а нечто более мощное - это использование этой информации, нет оснований полагать, что этот рывок будет менее мощным, чем первый. Мы еще не знаем его последствий, но нет верхнего предела интеллекту и, следовательно, новым структурам и изменениям, которые он принесет в будущем.

Как это меняет бизнес

Вернемся к нашему нынешнему времени. Как эта экстернализация человеческого мышления меняет бизнес? И какие новые возможности она приносит?

Некоторые компании могут применять новые интеллектуальные возможности, такие как распознавание лиц или голоса для автоматизации текущих продуктов, услуг и цепочек создания стоимости. И это говорит об очень многом.

Более радикальные изменения происходят тогда, когда компании объединяются с элементами внешнего интеллекта и создают с ними новые бизнес-модели. Недавно я посетил компанию Fintech (Financial Technology) в Китае, которая разработала телефонное приложение для денежных займов «на лету» во время покупок. Приложение слушает ваш голос и передает его в онлайн-алгоритмы распознавания идентичности; другие алгоритмы запрашивают ваши банковские счета, кредитную историю и профиль социальных медиа; дальнейшие интеллектуальные алгоритмы взвешивают все это, и на вашем телефоне появляется подходящее кредитное предложение. Все в течение нескольких секунд. Это конечно не вполне использование внешнего интеллекта, но так или иначе это сочетание сенсорных алгоритмов, распознавания, алгоритмов поиска данных и их обработки для выполнения запроса, сделанного человеком.

При этом предприятия могут расширить и использовать библиотеку или набор инструментов уже созданных виртуальных структур в качестве своеобразных компонентов Lego-конструктора для создания новых организационных моделей. Одной из таких структур является Блокчейн, цифровая система для выполнения и регистрации финансовых транзакций; другой - биткойн, общая цифровая международная валюта для торговли. Это не программные или автоматизированные интеллектуальные механизмы. Думайте о них как о внешних доступных строительных блоках, построенных из основных элементов интеллектуальных алгоритмов и данных.

В результате, будь то в розничных банковских услугах, на транспорте, в здравоохранении или в армии, индустрия не просто автоматизируется с помощью машин, заменяющих людей. Используют новые интеллектуальные строительные блоки, чтобы перепроектировать то, что работает сейчас. При этом продукты и услуги перестанут существовать в их нынешнем виде.

Компании могут использовать новые возможности совершенно различными способами. Некоторые крупные технические компании могут непосредственно создавать внешние интеллектуальные системы, такие как автономное управление воздушным движением или расширенная медицинская диагностика. Другие могут создавать проприетарные базы данных и извлекать из них интеллектуальное решения. Но использование этих преимущества на рынке ограничено. Компоненты внешнего интеллекта нельзя присвоить, они, как правило, являются общедоступными. Также и данные не могут быть легко доступны, так как в основном поступают из частных источников.

Таким образом, в будущем мы сможем видеть как крупные частные технологические компании, так и общие, доступные, автономные ресурсы. В целом, как показали прошлые технологические революции, вскоре мы увидим появление совершенно новых отраслей промышленности, о которых мы даже не предполагали.

Достижение «точки Кейнса»

Конечно, во всем этом есть много спорных недостатков. Автономная цифровая экономика неуклонно переваривает физическую экономику, поглощая рабочие места, которые та предоставляет. Сейчас является обычным делом то, что у нас больше нет туроператоров, машинисток на печатных машинах или параюристов иных, кроме цифровых; даже высококвалифицированные рабочие, такие как радиологи, заменяются алгоритмами, которые часто могут улучшить рузультаты работы.

Экономисты не согласны с тем, что рабочие места исчезают, и пытаются доказать, что они будут заменены новыми рабочими местами. Экономическая история говорит нам, что будут. Автомобиль, возможно, уничтожил профессию кузнеца, но создал новые рабочие места в автомобилестроении, строительстве дорог и автосервисе. Освобожденные трудовые ресурсы, как показывает история, всегда находят себе новое применение, и цифровая экономика в этому не будет отличаться.

Однако я не уверен.

Эрик Бринхольфссон и Эндрю МакАфи из Технологического института Массачусетса указывают, что, когда возник автомобильный транспорт, целая группа тягловых лошадей стала не нужной, и их больше нигде не использовали. Они потеряли работу и исчезли из экономики.

Я бы добавил еще один исторический прецедент. Оффшоринг за последние несколько десятилетий съел физические рабочие места и целые отрасли промышленности, те рабочие места, которые не были ничем заменены. Текущая передача рабочих мест из физической в ​​виртуальную экономику - это другой вид офшоринга, а не в другую страну, а в виртуальную надстройку. Если мы проследим за недавней историей, мы не можем обнаружить, что эти рабочие места были как-то заменены другими.

На самом деле многие сокращенные работники становятся безработными; другие вынуждены заниматься низкооплачиваемой работой за половину оклада или трудиться на прежнем месте, но с удвоенными усилиями. Технологическая безработица имеет много форм.

Термин «технологическая безработица» был дан в лекции Джона Мейнарда Кейнса «Экономические возможности для наших внуков» (1930 год), где он предсказал, что в к 2030 году проблема производства будет решена, и оно будет способно обеспечивать всех необходимым, но машины (роботы, - имел в виду он) приведут к «технологической безработице». Благ будет в изобилии, но доступ к ним и к рабочим местам будет скудным.

Хотя 2030 год еще впереди, я считаю, что мы уже достигли «точки Кейнса», где действительно достаточно экономики, как физической, так и виртуальной, для всех нас. (Если общий доход домашних хозяйств США в размере 8,495 трлн. долларов США разделить на 116 миллионов домашних хозяйств Америки, каждый из них должен был зарабатывать 73 000 долларов США в год, что достаточно для достойной жизни среднего класса.) И мы достигли точки, когда технологическая безработица становится реальностью.

Проблема в этой новой фазе, - это не совсем рабочие места, это доступ к тому, что производится. Трудовая деятельность была основным средством доступа к благам общества всего лишь 200 или 300 лет назад. До этого был крестьянский труд, малые ремесленные мастерские, сдельные подряды или унаследованное богатство обеспечивали доступ к благам. Теперь доступ к благам меняется снова.

Мы вступили в другую фазу для экономики, новую эру, в которой само производство значит меньше, и главное - это доступ к его продукции, т.е. распределение, другими словами, главное - это кто и что получает, как он это получает.

Мы вошли в распределительную эру.

Реальности распределительной эры

Новая эра привносит новые правила и реалии. Каковы же будут экономические и социальные реалии этой новой эры, где распределение имеет первостепенное значение?

1. Критерии для оценки политики будут меняться.

Старая экономика, основанная на производстве, ценила все, что помогало экономическому росту. В распределительной экономике, где рабочие места или доступ к товарам являются подавляющими критериями, экономический рост выглядит желательным, если он создает рабочие места. По этому критерию оправданы даже такие непопулярные технологии, как фрэкинг (новый способ добычи сланцевой нефти и газа, впервые применённый в США).
Также будут изменены критерии для измерения эффективности экономики. ВВП и производительность труда лучше всего подходят для физической экономики, но они не учитывают виртуальные нюансы должным образом.

Производительность и рост ВВП: больше нет правильных показателей?

Вот головоломка. Почему новые цифровые возможности не создают высокие показатели производительности труда и высокий рост ВВП?

Рассмотрим два факта:

1. ВВП - это сумма товаров и услуг, умноженная на их цену. Однако очень много виртуальных сервисов, таких как электронная почта, генерируют неизведанные преимущества для пользователя, и почти ничего не стоят и ни во что не оцениваются. Поэтому, когда мы заменяем платные физические услуги бесплатными виртуальными, ВВП падает.
   
2. Производительность труда (ВВП на одного рабочего) тоже падает. Конечно, это сокращение ВВП может быть смягчено несколькими способами: услуги электронной почты могут увеличить продуктивность других компаний. А почтовые работники, сокращенные из-за повсеместного внедрения электронной почты, могут получить более производительные рабочие места. Так что не всё так однозначно. Но в целом, виртуальные сервисы понижают ВВП.
   

Мысленный эксперимент делает этот пример более наглядным. Представьте себе экономику, где всё предоставляется автономно - ваша еда, утренний кофе, ваши новости, развлечения, все необходимые услуги. Всё. И, допустим, эти автономные процессы ничего не стоят. Такая экономика обеспечивает всех товарами и услугами, всем, что нам нужно, но у неё нет никакой стоимости, нет рабочих мест и нет заработной платы. Её ВВП будет равен нулю, и поэтому производительность также будет равна нулю. Однако мы были бы полностью обеспечены. Это, конечно, вымысел, но это то, к чему мы движемся. И разумеется, поскольку мы движемся ко всё большей автономии, нет никакой причины для ВВП или производительности труда расти, как это традиционно бывает. Это не означает, что экономика не в состоянии дать то, что нам нужно; это означает то, что измерение её успешности ценой товаров и услуг становится все более проблематичным - и, по сути, уже неуместным.

2. Философию свободного рынка будет сложнее поддерживать в новой среде.

Она основана на популярном представлении о том, что нерегулируемое поведение участников рынка приводит к экономическому росту. Я немного симпатизирую этому постулату. На самом деле, экономическая теория имеет два положения. Во-первых, если рынок, скажем, рынок авиакомпаний, свободен и действует в соответствии со множеством экономических условий, он будет работать так, что ресурсы не будут потрачены впустую. В этом - его эффективность. Во-вторых, всегда будут победители и проигравшие, поэтому, если мы хотим, чтобы всем было хорошо, победители (крупные авиакомпании в этом случае) должны компенсировать уход проигравших (небольших локальных авиакомпании) для людей, которые живут в отдаленных местах и обслуживались этими компаниями. И это было бы приемлемо.

На практике же, будь то международные торговые соглашения, дерегулирование рынков или введение свободных торговых зон, эффективной части предприятий на рынке достается всё лучшее; часто нерегулируемость приводит к концентрации производства, поскольку передовые компании захватывают преимущество и не собираются его кому-либо отдавать. В реальности, в Соединенных Штатах и ​​Великобритании, те, кто проиграл, редко получали компенсацию. Раньше они могли найти новые рыночные ниши или рабочие места, если говорить о работниках, но теперь это стало проблематичным. В распределительную эру эффективность свободного рынка уже не будет оправдана, если она будет создавать целые классы людей, которые будут в проигрыше.

3. Новая эра будет не экономической, а политической.

Мы видели суровое начало этого в Соединенных Штатах и ​​Европе. Рабочих, которые постепенно теряют доступ к экономике, поскольку цифровые процессы заменяют их, охватывает ощущение того, что всё вокруг рушится, и тихий гнев по отношению к иммиграции, неравенству доходов и высокомерной элите.

Мне хотелось бы думать, что этот политический сдвиг является временным, но есть фундаментальная причина, по которой это не так. Производство, стремление к большему количеству товаров, является экономической и инженерной проблемой, а вот распределение, обеспечивающее доступ людей к тому, что производится, является политической проблемой. Таким образом, пока мы не разрешим проблему доступа, нам предстоит длительный период экспериментов с обновленными политическими идеями и популистскими партиями, обещающими лучший доступ к экономике.

Это не означает, что старомодный социализм будет входить в моду. Когда все встанет на свои места, я ожидаю, что новые политические партии предложит какую-то версию скандинавского решения: производство, ориентированное на капиталистов, и правительство, ориентированное на то, кто и что получает. Европа найдет этот путь легче других регионов, потому что свободный социализм является частью её традиции. Соединенным Штатам будет труднее; они никогда не оценивали эффективность и серьёзно не задумывались о политическом распределении общественных благ.

Будем ли мы разумно хозяйствовать в этой новой распределительной эре, зависит от того, как будет обеспечен доступ к продуктам экономики. Одно из преимуществ заключается в том, что виртуальные услуги практически бесплатны. Снова вспомним про ту же электронную почту в качестве примера. Нам нужен доступ к остальным физическим платным товарам и услугам, которые не оцифровываются.

Для этого у нас по-прежнему будут рабочие места, особенно такие, как воспитатель в детском саду или социальный работник, требующие человеческого сопереживания. Но рабочих мест будет всё меньше, а рабочие недели короче, и многие рабочие места будут разделены на несколько рабочих мест. У нас почти наверняка будет основной необходимый доход. Мы увидим значительный рост оплачиваемой добровольной деятельности, например, уход за пожилыми людьми или коучинг молодых специалистов.

Нам также предстоит решить ряд социальных вопросов: "Как найти смысл в обществе, где труд, трудовая деятельность, несущая в себе огромный источник смысла в человеческой жизни, является дефицитом? Как мы будем заниматься вопросами конфиденциальности в обществе, в котором власти и корпорации могут участвовать в нашей жизни и финансах, распознавать наши лица, куда бы мы ни пошли, и отслеживать наши политические убеждения? Действительно ли нам нужен внешний разум, «помогающий» нам на каждом шагу: учащийся тому, как мы думаем, приспосабливающийся к нашим действиям, водящий наши машины, поправляющий нас и, возможно, даже «наставляющий» нас? Возможно, что это хорошо, но очень похоже на то, что у нас есть армия автономных Дживзов (безупречный камердинер в произведениях П.Г. Вудхауса, идеальный слуга), которые слишком много знают о нас, которые могут заранее предвидеть наши потребности и выполнять их, от которыхмы становимся полностью зависимыми.

Все эти проблемы потребуют решений. Но мы можем утешить себя тем, что мы проходили это раньше. Ведь в 1850-х годах промышленная революция в Британии привела к массовому росту производства, но она сопровождалась невыносимыми социальными условиями, которые по праву получили название Диккенсианы. Дети работали в 12-часовых сменах, люди были стеснены в маленьких неустроенных многоквартирных домах, был распространен туберкулез, а трудовое законодательство было зачаточным. В свое время были приняты законы о безопасности труда, запрете детского труда, построено надлежащее жилье, введена санитария, появился средний класс. Мы приспособились, хотя потребовалось от 30 до 50 лет - или, возможно, столетие или больше. Эти изменения не исходили непосредственно от правительств того времени, они происходили от людей, от идей социальных реформаторов, врачей и медсестер, юристов и суфражистов и возмущенных политиков. Наша новая эра в этом не будет отличаться. Необходимые решения будут серьёзными, а на их реализацию потребуются десятилетия. Но мы справимся, как всегда справлялись до этого.

Автор:
В. Брайан Артур профессор Института Санта-Фе и внешний исследователь Лаборатории системных наук в PARC (компания Xerox).

Источник: https://www.mckinsey.com/business-functions/mckinsey-analytics/our-insights/where-is-technology-taking-the-economy?cid=other-eml-alt-mkq-mck-oth-1710&hlkid=3be4a3e93bc249c1a8e1e0d20dacd872&hctky=2481687&hdpid=8f2c9ddf-cb14-445c-a905-35bb42206f36#0